Смех Ласкиэль ласкал мой слух чистейшей музыкой.

— О Гарри, неужели ты думаешь, что можно завернуть порок в милый чистенький носовой платок и запрятать подальше в ящик? Нет, конечно, нет. Такие силы как мы смертным не сдержать, возлюбленный мой. Мы часть вас самих.

Майкл тоже слегка наклонился ко мне и спросил:

— Возлюбленный?

— Всё сложно, — дёрнул я одним плечом.

— Боже ты мой!

Я повернулся к Ласкиэль и сказал:

— Эй, Ханна! Послушай того, кто в теме. Тебе действительно не стоит делать то, что ты делаешь.

Человеческие глаза Эшер сузились.

— О да, конечно, — ответила она своим собственным голосом. — Путь высокой морали так прекрасен. Стражи Белого Совета пытались убить меня большую часть моей сознательной жизни, потому что в семнадцать лет я дала отпор трём мужикам, которые пытались меня изнасиловать.

— Я их не оправдываю, — ответил я, — но ты убила людей с помощью магии, Ханна. Нарушила первый закон.

— Можно подумать, ты его не нарушал! — прорычала она. — Лицемер!

— Эй, попридержи коней! У нас с Ласкиэль есть свои дела, но даже если мы с ней и по разные стороны баррикад, то мы с тобой лично никогда не ссорились.

— Чёрта с два нет! — возразила она. — После того, как пару лет провела в бегах, я попала в братство Святого Жиля. Ведь ты их помнишь? Кучка людей, воевавших с Красной Коллегией? Они тренировали меня, дали мне безопасное жильё. Дьявол, я шесть лет жила на пляже в Белизе. У меня была настоящая жизнь. Друзья. Я даже боролась за правое дело.

— Ура? — я старался не показать, что сбит с толку. — А я-то тут при чём?

— При том! — заорала она, и багровый туман вокруг неё вдруг наполнился зловещим светящимся пламенем.

Я непроизвольно сглотнул.

— Когда ты уничтожил Красную Коллегию, большая часть братства погибла вместе с ней. Все, кто был полувампирами больше пары десятков лет, просто взяли и засохли на наших глазах. Люди, которые доверяли мне. Уважали. Мои друзья. — Она покачала головой. — И ведь, держу пари, у тебя, высокомерного сукина сына, и мысли о них не возникло, прежде чем ты это сделал?

— Если бы я и знал, что такое случится, то всё равно сделал бы то, что сделал, — сказал я и добавил про себя: «Потому что иначе Мэгги не пережила бы ту ночь».

— После этого весь мир рассыпался в прах, — выплюнула она. — Финансирование, координация, связь. Я оказалась на улице. Если бы Вязальщик не нашёл меня... — Она опять покачала головой.

— Ага, Вязальщик и его правило номер один, — сказал я. — А он ведь не знает, что ты натворила?

Она прищурила глаза, и её голос стал на несколько градусов горячее:

— Никодимус, Ласкиэль и другие динарианцы отнеслись ко мне с уважением, — ответила она. — Они советовались со мной. Доверяли мне. Работали вместе. Сделали меня богатой. Когда одна сторона смотрит на тебя как на урода и загнанного зверя, а другая — как на равного, очень просто выбрать, на какой из них ты хочешь быть.

С этом трудно было поспорить. Но я попытался.

— Это не значит, что нужно бежать делать абсолютно всё, что он хочет, — ответил я.

Она резко захохотала.

— Но я этого хочу, — сказала она. — Я предвкушала. Каждый раз, как ты смотрел на меня, флиртовал, говорил со мной.

— Как и я, — добавил голос Ласкиэли из того же рта.  — Прежде никто никогда не отказывал мне, Гарри. Ни разу. И при этом я тебе и правда нравилась.

— Мы бы с тобой не сработались, крошка, — ответил я.

— Может быть, — сказала она, — а может и нет. В любом случае, будь уверен, что я дам один из самых точных прогнозов во Вселенной, когда скажу, что «и небеса не знают ярости сильнее, чем обратившаяся в ненависть любовь, в самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли».

Ах, вот о чём моё подсознание пыталось меня предупредить. Ласкиэль была прямо тут, у меня под носом, и нетерпеливо жаждала расплаты.

— И что это значит? — спросил я.

— Это значит, что раз мой план нашептать тебе на ушко желание убить себя провалился, я собираюсь отбросить всякие сантименты, разодрать твою голову и забрать себе нашего ребёнка. Она слишком ценный приз, что умереть вместе с тобой.

Я вытаращил на неё глаза:

— Ты... ты в курсе.

— Ребёнка? — задохнулся Майкл.

— Всё сложно, — повторил я сквозь стиснутые зубы.

Ну и ладно. По крайней мере, теперь я знал, на чьей стороне Эшер.

— Я бы мог попросить вас отдать мне нож, Дрезден, — произнёс Никодимус, продолжая улыбаться. — Но в отличие от вашего друга, вторых шансов я не даю. Да и через секунду он вам и не будет нужен.

Урсиэль издал звук, который у меня обычно ассоциируется с большегрузными фурами, и который, вероятно, означал голодное рычание. Затем он без особого труда перешагнул алтарь высотой в четыре фута и почти беззвучно подошёл ко мне слева. Ласкиэль заняла позицию ​​немного справа от меня, и Никодимус стал третьей точкой окружившего нас с Майклом кривобокого треугольника.

День летел ко всем чертям немного стремительнее, чем я ожидал. На самом деле, проносясь мимо, он даже забросал гравием лобовое стекло худшего из моих предполагаемых сценариев развития событий.

А затем раздались шаги, и в амфитеатр не спеша спустился Грей, небрежно накинув на плечо рюкзак Анны Вальмон.

На нём была кровь, как и на пальцах Грея.

— А вот и Грей, — сказал Никодиус. Он наслаждался небольшой ответной местью, после разыгранного мною представления. — И как?

— Вальмон мертва, как и было приказано, — спокойно произнёс Грей. Приблизившись, он осмотрел нашу композицию и одобрительно задержался взглядом на Ласкиэль. — Мы здесь уже почти закончили?

— Ещё пара деталей для ясности, — сказал Никодимус. — Вы рассмотрели моё предложение?

— Монету? — спросил Грей, пожал плечами и снова посмотрел на Ласкиэль. — Может быть. Но у меня есть вопросы. Давайте закончим работу и обсудим это за ужином.

— Превосходный вариант, — согласился Никодимус. — Вы не присоединитесь к нам?

Под моим пристальным взглядом, следующим за каждым его движением, Грей занял место в четвёртом углу квадрата со мной и Майклом в центре, поставил рядом рюкзак с бриллиантами и артефактами и, хрустнув пальцами, улыбнулся.

— Я всегда претендовал только на роль злодея, — сказал он, словно мой взгляд его смутил. — Ты же видел, к чему всё идет, чародей.

— Ты действительно её убил? — спросил я.

— Нет, ну зачем же мне было оставлять её в живых? Но я сделал это быстро.

— Ты вероломный сукин сын, — сказал я.

Он закатил глаза:

 — Может быть, тогда это тебе следовало меня нанять.

Я оскалился в ответ.

На этот раз не будет никаких соблазнительных предложений и сделок, над которыми стоит подумать дважды, и кавалерия не появится из-за горизонта. Никодимус просто хотел убить нас.

Нам с Майклом было не выстоять в этом бою.

Я услышал, как Майкл сделал глубокий вдох и спокойно забормотал тихую молитву. Он встал в позицию и поднял меч в высокой стойке.

Я взял посох правой рукой, подхватив его за другой конец несколькими пальцами повреждённой левой, и призвал свою волю и Зиму, готовясь к безнадёжному сражению.

Ласкиэль повернула руки ладонями вверх, и в них появились жгучие точки фиолетового света. Волны тепла мерцали вокруг тела Ханны Эшер.

Андуриил забурлил вокруг Никодимуса, как тёмный плащ, сотканный из прибойных волн, пенящихся вокруг его тонкой фигуры. Динарианец поднял свой меч и двинулся на нас.

Урсиэль испустил инфразвуковой гул, отдавшийся в моей груди, и глаза-бусинки дженосквы с ненавистью уставились на меня с морды доисторического медведя-демона.

Грей напрягся и немного присел, нерезкие черты его лица были расслаблены в ожидании забавы.

А я больше был не в состоянии бороться с безумной ухмылкой, рвавшейся на волю всё время, пока я прятал свою главную карту.

— Приехали, — сказал я. — Конец игры.

Глава 44

Хороший обман на пустом месте не провернуть.